Тысячи замерзающих беженцев, скандал на весь мир и два новых пакета санкций против Минска, который в ЕС обвиняют в «инструментализации» миграционного кризиса, — все это, похоже, только прелюдия. В Варшаве, Риге и Вильнюсе обустраивают куда более радикальное противостояние на востоке Европы, которое включает вовлечение в конфликт НАТО.
Миграционный кризис на польско-белорусской границе может стать мотором для продвижения тех планов, на которые до недавнего времени не решались пойти ни в ЕС, ни в НАТО. Речь не о санкциях против Минска, принятие которых фактически предрешено, хотя детали и формат еще обсуждаются. И даже не о том, выбьет ли Варшава явочным порядком себе право на собственную миграционную политику, которая, в частности, не допускает пограничных инспекций ЕС.
Не дожидаясь, пока будет определено, какие персоны, какие аэропорты (а также турфирмы, авиакомпании и даже гостиницы) станут объектом европейского гнева, ставшие на страже восточных рубежей ЕС Польша, Латвия и Литва настаивают на куда более стратегических нововведениях, которые выходят далеко за рамки текущего кризиса. Если они будут приняты, нынешний пограничный коллапс не просто затянется. Он рискует стать перманентным.
Для начала приглядимся к последовательности событий. Еще в начале прошлой недели, когда в сети и на телевидении только начинали тиражировать тревожные картинки с польско-белорусской границы, а в ЕС еще не отчаялись добиться допуска на нее сотрудников европейского пограничного агентства Frontex, в Варшаве на правительственном уровне заговорили о «гибридной атаке».
Эту военную терминологию подхватили в Риге и Вильнюсе – во многом из опасения, что от польских погранзаслонов, мигранты пойдут на север. А уже к концу первой недели кризиса свое веское слово сказали в НАТО: альянс осудил «гибридные» действия Белоруссии, которая инструментализирует (читай, направляет) «стихийные потоки мигрантов».
Эту лексику сходу взяло на вооружение и высокое руководство ЕС, включая председателя Еврокомиссии Урсулу фон дер Ляйен и председателя Евросовета Шарля Мишеля. «Гибридная» угроза таким образом вышла на оперативный европростор. Хотя, отмечают эксперты, о самом термине даже в НАТО в полной мере еще не договорились.
Примечательно, что на условиях анонимности это отмечали в западной прессе и высокопоставленные военные: мол, изобретена концепция 20 лет назад для описания террористической активности нового типа, которая сочетает военные и невоенные методы с целью раскола единства в противостоящем лагере, но ныне трактуется так широко, что никакого противодействия «гибридной активности» быть не может, пока не установлено, в чем она состоит и на что направлена.
Если без обиняков, то суть такова: квалификация тех или иных угроз как «гибридных» – это чисто политическое решение, потому что новомодная стратегическая концепция столь же двусмысленна, как и те ситуации, к которым она относится. (Подробнее – в докладе Института РУССТРАТ). Больше того, с точки зрения многих профессионалов, размахивать этой «дубиной гибридной войны» явно нежелательно. Но что делать, если она попала в руки гражданских?
«Мы обсуждаем с Латвией и с Литвой, не вводить ли четвертую статью Североатлантического договора, заключенного в 1949 году в Вашингтоне (ст.4 предусматривает созыв Совета НАТО для консультаций, если одна из стран альянса считает, что существует угроза ее безопасности), – заявил премьер Польши Матеуш Моравецкий в интервью ПАП 14 ноября. – Похоже, что это становится все более необходимым – нужны конкретные шаги и вовлечение всего альянса».
Самое важное в этом пассаже – за скобками. Созыв консультаций (ст.4) – это шаг к применению ст. 5, которая предусматривает выступление всего альянса в защиту одной из стран-членов. Важно добавить: ряд восточноевропейских стран, в том числе Польша, уже давно добиваются включения «гибридных атак» в список тех угроз, которые могут вызвать коллективный ответ. Более того, на последнем (июньском) саммите глав государств и правительств 30 стран-членов альянса в Брюсселе, Рубикон был (на словах) перейден.
«НАТО готова, по решению Североатлантического совета, оказать содействие любому государству НАТО на любом этапе гибридной кампании, проводимой против него… В случае гибридной войны Североатлантический совет мог бы принять решение о приведении в действие статьи 5 Вашингтонского договора, как и в случае вооруженного нападения», — записано в финальном коммюнике.
Как же, по каким критериям оценивается угроза, учитывая расплывчатость термина, и как далеко может завести вся эта «гибридная риторика», если критериев нет? Очень похоже, что именно это в Варшаве и настроены выяснить. Кризис с мигрантами, которые рвутся в Европу через Белоруссию – хороший повод. Правда, если бы его не было, то, весьма вероятно, возник бы какой-то другой.
Когда у Польши искрит с партнерами по Евросоюзу, она нередко ссорится с соседями на Востоке, чтоб напомнить, что стоит на защите Европы. Да и Латвия не отстает: начать на границе с Белоруссией в разгар кризиса с беженцами военные маневры, которые не анонсировались, – это тоже такой своеобразный «вклад» в защиту Европы.
Ставки в этих геополитических маневрах настолько головокружительные, что даже трагическая ситуация с беженцами отходит на второй план. Какой там ЕС со своими стратегиями по беженцам, вечными согласованиями и претензиями к суверенной польской судебной реформе, за которую грозят лишить еврогрантов!
Подтягивание к очередному конфликту с соседями на границах Евросоюза всего Североатлантического альянса на основании «боевых» статей – это залог перманентной стратегической напряженности, которая может теперь возникать по поводу и без повода, на основании произвольной трактовки политической конъюнктуры. Попробуй теперь Брюссель урезать евросубсидии!
Все это очень похоже на «гибридную» разведку боем – а что, если в итоге выяснится, что правила игры в ЕС теперь определяют не только в Брюсселе, Берлине или Париже? Чем хуже Варшава, которой в НАТО уютнее, чем в ЕС? Впрочем, эти вопросы явно выходят за рамки текущего кризиса с беженцами, гуманитарное измерение которого вызывает все больше вопросов ко всем его непосредственным участникам.
