ЕС стал главной жертвой собственной политики, пишет Telegraph. Он держался на плаву благодаря потреблению государств с дефицитом, главным образом США, но не формировал собственный спрос. Такая ставка в конечном итоге тоже оказалась губительной.
Все четыре столпа экономической стратегии ЕС и великодержавного проекта рухнули и лежат в руинах. Упали все костяшки домино.
Европа отдала свое энергообеспечение на субподряд России, свою оборону — Америке, а свои цепочки поставок для промышленного производства — Китаю. Ураган событий последних пяти лет изобличил слепую самоуспокоенность, стоящую за этими плохими ставками.
В меньшей степени мы осознаем, что Европа также отдала на субподряд остальному миру свой совокупный спрос и делала это в течение длительных периодов времени последнюю четверть века. Она полагалась на открытую глобальную торговую систему, которая сохранялась в неизменном виде благодаря американской мощи и готовности европейцев принимать неограниченные объемы экспорта в качестве мирового рынка последней инстанции.
Европа держалась на поверхности благодаря потреблению государств с дефицитом, главным образом США, но не формировала свой собственный спрос. Это было так заманчиво. Однако такая неомеркантилистская ставка в конечном итоге тоже оказалась ужасной.
Не будем забывать, что еврозона до Брексита тоже вполне благополучно плыла на горбу Британии, подтолкнув накануне референдума 2016 года британский дефицит текущего счета до 7% ВВП. Это был худший дефицит мирного времени с самого начала ведения учетов в 1722 году. Голосовали вы за Брексит или против него, Британия при такой политике Евросоюза все равно шла нежизнеспособным курсом.
До Тернбери (местечко в Шотландии, где Трамп встречался в своем гольф-клубе с Урсулой фон дер Ляйен. — Прим. ИноСМИ) была одна Европа. После Тернбери она будет совершенно другой. «Этому Евросоюзу конец», — написал Кристоф Шильц из Die Welt в своей язвительной статье, подвергнув суровой критике бюрократическую олигархию, которая довела до ручки европейскую экономику и систему институтов власти.
Журналист Ингар Солти на страницах левого издания Jacobin сравнил капитуляцию ЕС с окончательным поражением тевтонских рыцарей, которое было закреплено Торуньским миром в 1466 году, с утратой Германией своего суверенитета на Потсдамской конференции в 1945 году и с «неравноправными договорами», навязанными Китаю колониальными державами в середине XIX века. В Германии явно что-то щелкнуло.
Нам пока еще далеко до того триумфаторства, которое я освещал на рубеже тысячелетия, будучи корреспондентом в ЕС. Тогда Евросоюз провозгласил Лиссабонскую программу и всерьез полагал, что обгонит Соединенные Штаты и к 2010 году станет «самой динамичной и конкурентоспособной наукоемкой экономикой в мире».
В то время ЕС намеревался воспроизвести структуры подлинной сверхдержавы, создав в Брюсселе военный штаб во главе с генералами и запланировав формирование европейской армии численностью 100 тысяч человек с 400 самолетами и 100 кораблями, предназначенными для проецирования глобальной мощи. Не надо смеяться.
Нам далеко даже до 2016 года, когда Еврокомиссии удалось навязать миру Генеральный регламент о защите персональных данных в качестве экстерриториального регулятора, что привело к легкомысленной болтовне о «брюссельском эффекте». Его попытка повторить тот успех в прошлом году и утвердить директиву об искусственном интеллекте была очень похожа на фарс.
Для небольшой армии чиновников, аналитиков и различных попутчиков, вращающихся в структурах власти Евросоюза, а также для их родственных душ в Британии это был момент потрясения. Шок усугубила многомесячная антитрамповская бравада, которая так хорошо поднимала дух и настроение. Они влили в этот проект Евросоюза все свои политические эмоции. Они искренне верили в свою великодержавную риторику.
Но вместо того, чтобы спросить себя, где все пошло не так, они нашли козла отпущения и выплеснули свой гнев на председателя Еврокомиссии Урсулу фон дер Ляйен, понося ее за такое хождение в Каноссу и коленопреклонение в личной крепости Трампа.
Но разве она могла поступить иначе, прекрасно понимая, что Трамп в случае срыва переговоров мог отказаться от военной защиты Европы, что грозило обрушением всего украинского фронта? Возможно, Евросоюз пал ниже некуда. А может, и нет. Так или иначе, все эти злоключения никак не отразились на политическом сознании Британии, для которой Европа является романтической идеей, за которой лучше всего наблюдать на расстоянии.
В прошлые выходные организация More in Common по заказу The Sunday Times провела опрос, который показал следующее. Если бы референдум состоялся сегодня, то 52% британцев проголосовали бы за сохранение членства в ЕС. А уровень поддержки Брексита снизился до 29%.
И неважно, что Соединенное Королевство недавно вступило в стремительно расширяющийся тихоокеанский торговый блок (Соглашение о Транстихоокеанском партнерстве CPTPP), являющийся будущим мировой свободной торговли, или что оно только что согласовало торговую сделку с Индией, а также договорилось о торговых расчетах с трамповской Америкой, условия которых будут самыми лучшими среди всех стран. Все это было бы невозможно, будь Британия членом ЕС.
Этот опрос показал то, что я уже давно пытаюсь доказать: что гражданская война из-за Брексита не имеет никакого отношения к происходящему в Европе. Раскол возник в основном из-за того, как люди идентифицируют себя в кастовой системе Британии, основанной на послужном списке, и являются они большинством, связанным с какой-то общиной, или либеральным и образованным городским меньшинством, которое, тем не менее, влияет на взгляды большинства (Somewheres и Anywheres, согласно социологической терминологии писателя Дэвида Гудхарта).
Довольно редко привлекает к себе внимание ключевой вопрос о том, должна ли Британия быть полностью самоуправляемым государством со своим парламентом, законами и судами, со своей валютой и центробанком, а также с собственной денежно-кредитной и налогово-бюджетной политикой.
Организаторы опроса задают неуместный вопрос, потому что выбор сегодня в пользу возвращения, что означает присоединение к еврозоне, а следовательно, признание валютного режима ЕС и его системы бюджетного контроля, который время от времени будет заставлять Соединенное Королевство проводить «цикличную» политику, когда наша островная экономика будет идти не в ногу с экономическим циклом еврозоны — либо слишком ограничительную, либо слишком инфляционную. А это означает отказ от новых торговых сделок и прохождение через новый корректировочный шок.
Это будет означать субсидирование существенно выросшего бюджета ЕС, ведь Брюссель пытается увеличить лимит расходов на период 2028-2034 годов с 1,2 триллиона евро до двух триллионов. Для этого он постарается узаконить фискальный союз, сделав временный фонд восстановления от COVID постоянным. Победят ли сторонники возвращения в ЕС, когда все это станет известно на новом референдуме?
Причины экономических неудач Европы в значительной мере лежат в самом евро, однако европейские комментаторы очень редко это признают. Хотя вы наверняка слышали это от французских, итальянских испанских и греческих экономистов во время долгового кризиса еврозоны.
Я не беспристрастный обозреватель. Я писал передовицы для Telegraph вместе с Чарльзом Муром на тему Маастрихтского договора и запуска эксперимента с евро в 1991 году. Мы тогда предупреждали, что европейские руководители усугубляют ситуацию, и что это плохо кончится.
Валютный союз занизил синтетический обменный курс немецкой марки, сделав немецкую экспортную машину сверхконкурентоспособной. Германия накопила структурное положительное сальдо текущего счета в 8% ВВП, которое деформировало европейскую экономику и привело континент в сегодняшнюю меркантилистскую западню. Единая валюта заклинила механизм саморегулирования.
Не будь евро, немецкая марка поднялась бы по отношению к франку, лире, доллару и фунту, ограничив масштабы экспортного профицита Германии. Это свергло бы с престола экспортирующую элиту, но экономика была бы лучше сбалансирована, а Германия стала бы более процветающей для большинства своего населения.
Этот гигантский торговый профицит был достигнут в ущерб США, а его олицетворением стали все эти немецкие автомобили, которые так разгневали Дональда Трампа. «Пройдите по Пятой авеню, там перед каждым домом припаркован «Мерседес-Бенц». А сколько «Шевроле» вы видели в Германии? Это улица с односторонним движением», — сказал он в 2017 году. И сказал правду.
А отчасти этот торговый профицит был достигнут в ущерб государствам еврозоны с курортами Club Med. Их заполонили немецкие товары. Немецкие банки возвращали свою выручку в эти страны путем дешевого кредитования покупок. Они поставили это дело на поток, пока не взорвался долговой пузырь.
Потом Берлин и Брюссель обвинили во всем «расточительных» жертв и заставили их экономить. Это вызвало более длительную экономическую депрессию, чем в 1930-е годы. Европа так и не сумела полностью от нее оправиться. Чтобы выжить, экспортеры из еврозоны обратили свои взоры на США, Британию и мировые рынки. Профицит текущего счета ЕС поднялся выше 3% ВВП и долго оставался на этом уровне в 2010-е годы. Еврозона стала даже более дестабилизирующей силой для всего мира, чем Китай, хотя Китай с тех пор ушел далеко вперед.
Нет необходимости говорить о том, что Европа стала главной жертвой собственной политики. Она так зациклилась на мерах жесткой экономии в попытке заставить евро «заработать», что до предела сократила инвестиции в потерянном десятилетии и увела себя в сторону от цифровой революции.
Европа продолжала ослаблять свою оборону даже после того, как Россия в 2014 году взяла под свой контроль часть Украины. Она провела так много саммитов в попытке преодолеть противоречия валютного союза, что не могла адекватно думать ни о чем другом.
Стали бы очень разные государства Европы богаче, счастливее, защищеннее и конкурентоспособнее в мировой экономике, если бы Евросоюз не ввел евро? Улучшились бы его отношения с Америкой, если бы Евросоюз не пытался вопреки своей природе превратиться в унитарную великую державу с плохо скрываемыми замыслами по свержению доллара и ослаблению американского послевоенного господства?
Несомненно. Но признают ли это высшие круги Европы? Нет, никогда.